Плетнев, чьи фортепианные выступления в России весьма редки, совершил тур, маршрут которого включал Киев, Харьков, Казань, Москву и Санкт-Петербург. Тур был организован фондом "Музыкальный Олимп" и посвящен 100-летию Владимира Горовица, наступившему на год раньше ожидаемого срока.
Главная проблема музыкальных юбилеев заключается в том, что в честь усопших титанов должны вступать их действующие коллеги по клавиатуре (варианты: смычку, дирижерской палочке, пуантам или костюму Ленского). Неизбежная ситуация сравнения, в которой они оказываются, как правило, не сулит нашим современникам ничего хорошего. Горовица знают многие - кто по телефильмам или дискам, кто помнит его незабываемый приезд в 1986 г., когда люди всех возрастов сметали контроль и милицию, лезли по водосточным трубам и пытались проникнуть в Большой зал консерватории через крышу. На концерте Плетнева, который состоялся только что в том же самом месте, экстремального поведения никто не демонстрировал, но и свободных мест - ни на сиденьях, ни на ступеньках, ни в проходах - не наблюдалось. Поверх органа висел огромный портрет Горовица, не до конца натянутый и оттого напоминавший детский слюнявчик. А за роялем сидел Плетнев, один из немногих пианистов, чье имя в соседстве с именем Горовица не вызывает чувства неловкости - и этому только способствует то, что по артистической сути Горовиц и Плетнев представляют разные планеты.
Дело и в разнице между эпохой романтических виртуозов, последним представителем которой был Горовиц, и нынешним мейнстримом в фазе стагнации, который разнообразят немногие пианисты вроде Плетнева. Дело и в разнице школ, и в разнице крови (там - бердичевского, тут - архангельского разлива), и в непохожем складе души (там - радостно-инфантильном, тут - замкнутом, печальном). Однако в некоторые моменты Плетнев словно напоминал о Горовице: например, в начале второго отделения, когда первая фраза моцартовского Рондо ре мажор прозвучала с такой легкостью и красотой звука, что весь зал разом задохнулся от восторга. Такие моменты возникали и в первом отделении, когда Плетнев играл баховскую Шестую партиту, а за ней - бузониевскую обработку Чаконы. И все же сила Плетнева не в естественной легкости, а в той, что достигается через рацио и самоконтроль. Не в свободной простоте, а в продуманности, с которой Бах или Моцарт следуют по плетневской трассе, расчерченной функциональными линиями разметки. Публику Плетнева (возможно, лучшую в Москве) убеждают не репертуарные изыски (программу он и на этот раз выбрал весьма хрестоматийную), а художественная честность высказывания. Которое повествует о том, что красота не цветет привольным лугом и не всегда лежит рядом - она требует усилий и жертв.
Приятное, хотя и несколько сырое впечатление оставил камерный состав Российского национального оркестра, помогавший Плетневу в Рондо и ре минорном Концерте Моцарта. В нем была половина новых музыкантов, молодых и внимательных (пришедших на смену тем, кто ушел за длинным рублем в оркестр Владимира Спивакова). Плетнев по мере возможности успевал дирижировать, оркестр же чутко следовал ему повсюду - даже тогда, когда руки шефа были заняты игрой.
В других городах, через которые пролег гастрольный маршрут, Плетнев исполнял также "Картинки с выставки" Мусоргского и Второй концерт Рахманинова - разумеется, совсем непохоже на Горовица.
Согласно последним изысканиям, Горовиц родился не в 1904 г., как значится в энциклопедиях, а на год раньше. Соответственно, мир получил право отпраздновать его столетие уже сейчас. Если сенсацию опровергнут, то через год мы снова с полным правом отпразднуем юбилей великого пианиста и только выиграем от этого. Если, конечно, торжество будет отмечено концертами таких артистов, как Михаил Плетнев.
Автор: Петр Поспелов Издание: Ведомости Дата: 10.10.2003