on 17 June 2015

Метод профессора Брона / Санкт-Петербургские ведомости

 

Знаменитый педагог скрипичной школы Захар БРОН дал мастер-класс в Академической капелле в рамках фестиваля «Музыкальный Олимп». Учитель Вадима Репина и Максима Венгерова рассказал музыковеду Владимиру ДУДИНУ, можно ли ждать возвращения России ореола музыкальной сверхдержавы и как попытаться распознать музыкального гения

Текст: Владимир Дудин

Фото Владимира Постнова предоставлено пресс-службой фестиваля «Музыкальный Олимп» 

– Что происходит сегодня на ниве скрипичного искусства в мире, если сравнивать со временами вашей молодости?

– Смотря что сравнивать. Если сравнивать результаты моей работы, то я думаю, с учетом того, что я стал богаче, некоторые юные дарования играют как минимум не хуже, а может, и лучше для того возраста, в каком были раньше мои знаменитые ученики. Если же говорить о том, что творится в мире... Все-таки раньше (я сейчас говорю прежде всего о скрипке, но и фортепиано тоже имею в виду) те, кто выпускался из московской и ленинградской школы, были не ниже определенного уровня. Сейчас это не так. И учитывая это падение качества у нас, общий уровень на Западе вырос, хотя и не стал супер. Поэтому можно сказать, что в мире средний уровень улучшился. Но вспышки талантов, которые были раньше, наблюдаются реже. Я пытаюсь что-то сделать, как-то повлиять на изменение климата и буду делать это до конца. В России, конечно, еще остались одержимые педагоги, но общая картина, когда все юные стремятся поскорей куда-то уехать, вызывает чувство досады, что нет здесь былого ореола... Притом что школа наша все равно лучшая.


– Что нужно сделать, чтобы этот «ореол» вернулся?

– Если бы можно было сказать... Вы прекрасно понимаете, что у каждого человека жизнь одна, и, если посвятить ее борьбе с неизвестным зверем, неизвестно, что получится. Поэтому лучше выбрать занятие своим делом. Я бы никогда не уехал из страны. Но у меня не было выбора после того, как дважды или даже трижды меня приглашали в Ленинградскую консерваторию, и кафедра меня каждый раз «прокатывала», не пуская на работу. В Москве было примерно то же самое.


– Если говорить об исполнительской эстетике, как она изменилась сегодня в сравнении с большим советским стилем музыкантов-победителей?

– Для нас, юных музыкантов, пресловутая ужасная закрытость советского общества приносила один положительный эффект: мы слушали исполнения действительно достойных музыкантов, приезжавших из-за рубежа. И поэтому было ощущение: «о, а вот на Западе!». Потому что высочайший уровень в нашей стране был само собой разумеющимся. Ни в коем случае не хочу умалить достоинств современных музыкантов, и сегодня есть люди, которые замечательно играют. Кстати, не могу не попенять в сторону вашего брата – журналиста, которые в контексте всеобщей коммерциализации, в погоне за скороспелой сенсацией нередко не дают молодым музыкантам дозреть. Когда я начал работать в Германии, то напрямую с этим столкнулся. Ко мне тогда многие приезжали, слушали меня. Проходит урок, где идет большая работа, дискуссия по поводу многих вещей, важных для меня, для будущего становления учеников. Через несколько дней мне приносят рецензию, где написано, что концерт скрипача N прошел гениально. Тогда я решил вывешивать на доске в классе каждую новую рецензию, и когда появилось десять таких статей с одним и тем же вердиктом – «гениально»... Мои ребята все это читали, и это уже казалось не совсем естественным. Или еще случай помню, когда после одного из первых концертов моих учеников и мастер-класса в Королевской академии в Лондоне вышла хорошая рецензия. Ее титул был таким: «Метод профессора Брона – метод товарища Сталина». Но не пугайтесь: рецензия вышла очень хорошей. Была и пресс-конференция, на которой мне задали вопрос, как я отношусь к этому. Я как-то сразу нашелся и ответил: если мне скажут, что такое демократия в области интонации и ритма, мы продолжим беседу. Так мы очень быстро договорились.


– Какие скрипачи современности вам интересны?

– Я ко многим отношусь очень хорошо, если слышу, что человек, главным образом, имеет прочную профессиональную подготовку. Леонидас Кавакос замечательный, Янин Янсен прекрасно играет. Джошуа Белл – очень интересный и талантливый, но, на мой взгляд, в отличие от Кавакоса в истории он не останется, потому что попросту не до конца доучен. Но последний год я его не слышал, может, что-то и изменилось.


– А когда можно считать скрипача «до конца доученным»?

– Наверное, я не совсем точно выразился. До конца быть доученным нельзя, невозможно, да и вообще я общаюсь в нашей профессии с теми, кто понимает, что нет предела совершенству. Когда я говорю «до конца научен», это означает, что есть база, с помощью которой музыкант может прогрессировать, совершенствоваться все время, предоставляя нам возможность наслаждаться своим искусством. Когда-то в СССР я давал интервью по поводу невольного цинизма восприятия и ощущения профессионалом музыки. Потому что у нормального человека есть счастье – приходить в филармонические залы за музыкой. У профессионалов не совсем так. Впрочем, я невольно наслаждаюсь, когда музыка и талант находятся в совершенной гармонии. Поэтому, повторюсь, я хочу слышать, как наиболее ярко раскрывается индивидуальность музыканта на базе бескомпромиссного профессионализма.


– Среди ваших талантливых учеников есть кумир тысяч поклонников и поклонниц – Дэвид Гарретт, чье выступление 9 сентября в Ледовом дворце в Петербурге уже анонсировано...

– В будущем году я мог бы рассказать о нем больше, поскольку буду дирижировать оркестром, а Дэвид будет играть Скрипичный концерт Чайковского в Швейцарии. Он, бесспорно, – звезда первой величины. Я не очень знаю, если честно, как у него это получается, но талант он большой. Он занимался у меня с 7 лет, но в 14 прекратил учебу и вместе со своим папой пошел по другому пути. Сейчас же он снова вернулся к классической музыке. Мне страшно интересно, как это будет развиваться. Я его давно не слышал, поскольку не хожу на стадионы, где он обычно играет.


– Как родителю распознать склонность своего чада к игре на скрипке?

– Пять лет – оптимальный возраст. Есть люди, которые начинали заниматься скрипкой в два года, но они где-то к десяти приходили к тому же самому, что и те, кто начинал с пяти. Мне бывает смешно, когда я читаю интервью молодых исполнителей, заявляющих о том, что в два года они «поняли, что будут скрипачами». Конечно, проявляются склонности. Но даже если девочка затанцует в год, как происходит у моих родственников, это не будет означать, что она станет балериной. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Конечно, стоит попробовать, дать в руки инструмент – а вдруг получится. Когда начнется профессиональное обучение, то грамотный педагог через какое-то время сможет распознать подлинный талант.